Письма

[llaelas]

Автор: Ллаэлас, он же ваш покорный)
Бета: нет такой.
Название: Письма
Фандом: "Ромео и Джульетта"
От автора (в качестве предупреждения): странный пейринг. Тем не менее, за попытки убедить, что такое невозможно, кусаюсь. Больно. Потому что пейринг приобрел в голове статус канона. И попробуйте меня разубедить, учитывая то, что у Уильяма свет Шекспира не сказано обратное))

заглянуть под море

Граф Капулетти задумчиво вертел в руках тяжелую шкатулку из темного дерева, украшенную искусной резьбой, неотрывно глядя на нее или, вернее, словно бы сквозь – Алессандро смотрел невидящим, задумчивым взглядом.
Наконец, мужчина открыл ее. Почувствовался запах старой пыльной бумаги. Поставив шкатулку на стол, Алессандро достал небольшую стопку писем, перевязанных алой шелковой лентой. Задумчиво погладил немного шершавую, пожелтевшую от времени бумагу кончиками пальцев, а затем, размахнувшись, бросил письма в горящий камин.
Пламя жадно лизнуло новую пищу. Бумага медленно тлела, сворачиваясь и чернея…
Граф прикрыл глаза. Он мог уничтожить письма – пустые, никому не нужные, так и не прочитанные адресатом, - но память была ему неподвластна: слишком хороша она всегда была у Алессандро, он не умел забывать даже если хотел.
Воспоминания сменяли друг друга…

…Алессандро не было и пятнадцати. Он стоял, словно приклеившись к стенке, выделяясь на светлом фоне ярко-алым пятном. Юноша ненавидел балы, ненавидед глупых куриц, так и льнущих к нему – он был слишком красив для того, чтобы можно было остаться незамеченным. С куда большим удовольствием он остался бы дома, запершись в библиотеке с книгой. Но, увы, Кристиано – будущий глава дома Капулетти и старший брат Алессандро – не предоставил юноше такую возможность.
И теперь Алессандро сквозь полуприкрытые глаза разглядывал танцующих. Вдруг его взгляд упал на совсем юную – еще младше, чем он сам, - девушку. Ее не назвали бы, пожалуй, красавицей – но до самого конца бала Алессандро не мог отвести от нее глаз. Но только дома он решился поинтересоваться у брата, кем было это прелестное создание.
И получил ответ, обрушивающийся тяжелее удара – дочь графа Монтекки.
Даже в четырнадцать Алессандро прекрасно владел своими эмоциями, но сейчас он не смог сдержать ошеломленного выражения лица. Кое-как отовравшись, юноша торопливо сбежал в свою комнату. Выкинуть дочь Монтекки из головы не получалось – и ночью он видел во сне ее…

Алессандро устало потер воспаленные глаза. Он хорошо помнил собственную наивную глупость, собственную смешную влюбленность…
А еще хорошо помнил, как ему попало, когда все обнаружилось.

…Алессандро никогда не блистал особым талантом в стихосложении. Его стихи, конечно, можно было читать без содрогания, но и особенного в них ничего не было – ни глубины чувств, ни каких-то необычных рифм… Так, просто перевод бумаги.
Но прошел месяц, а наследница Монтекки не выходила из головы Алессандро. Он марал бумагу письмами, которые не отправлял – никогда бы не рискнул отправить! – а лишь бережно складывал в резную шкатулку.
Стихи, написанные им, он безжалостно сжигал – в конце каждого из них непременно мелким убористым почерком было написано посвящение: «Леди Монтекки».
Но последний стих не успел сгореть в тусклом пламени свечи – что-то отвлекло юношу, и он вышел из комнаты, оставив лист бумаги валяться на столе.
А когда Алессандро вернулся, он не нашел стихотворения на месте. Через несколько секунд же в комнату вошел слуга и доложил, что граф Капулетти требует сына к себе. Сердце у юноши захолодело – было ясно, с чего вдруг отцу понадобился разговор.
Граф Капулетти пытался втаптывать сына в грязь, называл его предателем, кричал, угрожал – Алессандро лишь спокойно улыбался, чем еще больше злил отца. Но следующие слова мужчины тяжелым камнем легли на душу. «Позор семьи».
Алессандро вздрогнул, как от пощечины. Затем подошел к отцу и вырвал лист со стихотворением у него из рук. Кинул в пламя, наблюдая, как огонь разъедает строчки.
Взор госпожи моей - не солнце, нет.
И на кораллы не похожи губы...
Слова впечатывались в сознание, как раскаленное клеймо впечатывается в кожу, оставляя неизгладимый след...
Услышав, наконец, разрешение идти, юноша кивнул и медленно вышел из кабинета.

Мужчина рассеянно переплел пальцы и негромко хмыкнул своим мыслям. Он всегда был хорошим сыном – но обещание выбросить дурь из головы, данное некогда, так и не выполнил.
Поднявшись и подойдя к камину, он присел на корточки и долго смотрел в огонь, где на дровах можно было различить сероватый бумажный пепел.